Як навчити дітей діяти у кризових ситуаціях? Запитаємо в психологині Альони Лук’янчук.
Альона Лук’янчук: Если у ребенка была сформирована устойчивая привязанность к родителям, то тогда любой стресс у ребенка будет опытом, который он преодолеет с помощью родителя. Если же ребенок имел нарушение привязанности с одним из родителей или родитель был нестабильный, тогда очередной стресс для ребенка будет что-то сродни психологической травме.
Изначально у нас формируется правое полушарие, которое отвечает за сенсорный опыт, и туда же входит имплицитная память – все то, что мы не осознаем. Так вот, если в детстве у ребенка было очень много потрясений – вовремя не кормили, не любили, не объясняли, не разговаривали, мамы не было или мама была мелькающая – это все падает в эту имплицитную память, и в мозгу селится страх и тревога. Поэтому мы те или иные события трактуем относительно того, насколько большое количество тревоги живет у нас в «мозге ящура» и насколько наша психика устойчива.
Анастасія Багаліка: То все ж таки можна навчити дитину реагувати на стрес стримано?
Альона Лук’янчук: Да, и для этого нужно, прежде всего понимать, насколько ребенок впечатлителен. Есть много методик, начиная от того, что мы распознаем наши страхи – назвать, чего ты именно боишься. Когда мы называем наши страхи, они из «мозга ящура» переходят в левое полушарие, которое формируется позже у детей. То есть они переходят в более осознанное, когнитивное.
Альона Лук’янчук
Потом очень важно с этими страхами что-то сделать: запустить их в воздушный шарик, отпустить его в небо, победить его в рисунке, закопать его или помять, сделать какой-то тотем в стрессовых ситуациях. Если во время пожара вы с мамой спокойно собрались, вышли из дома и вызвали пожарную, ребенок и дальше будет вести себя точно также – абсолютно спокойно.
Анастасія Багаліка: А вже потім треба вчити алгоритму дій? Наприклад, пожежа – і ти маєш кликати дорослих?
Альона Лук’янчук: Это уже не стресс, а конкретная опасность для жизни. Но действительно нужно объяснять, что если случился пожар, то это опасно, ты должен найти взрослого. Разные дети на опасность также реагируют по-разному, это зависит от уровня детской устойчивости.
Поэтому объяснять ребенку надо, потому что ребенок не всегда понимает, как та или иная опасность навредит его жизни. Если мама во время опасности начинает плакать и падает в обморок, это становится ужасом для ребенка. Кортизол выходит из нас с потом и слезами, и, если мы не плачем и не бегаем, он у нас накапливается.
Анастасія Багаліка: Тобто реакція батьків на ситуацію копіюється?
Альона Лук’янчук: Она является маркером, насколько все страшно. Если во время пожара вы с мамой спокойно собрались, вышли из дома и вызвали пожарную, ребенок и дальше будет вести себя точно также – абсолютно спокойно. Если мама бьется в истерике, то и ребенок заразится этими эмоциями, будет сидеть и плакать.
Анастасія Багаліка: Якщо на дорозі сталося ДТП, а мама з дитиною швидко відскочила, потім викликала поліцію, то це нормальна реакція?
Альона Лук’янчук: Да, она спокойно объяснила ребенку, что произошло, что так бывает, но мы среагировали вовремя и мы в безопасности. Очень хорошо с детьми после таких событий делать глубокие вдохи, побегать, попрыгать, чтобы этот уровень кортизола, который выделяется во время стресса, вышел. Потому что кортизол выходит из нас с потом и слезами, и, если мы не плачем и не бегаем, он у нас накапливается. Поэтому, когда ребенок вдруг испугался, а родитель ему говорит «вытри сопли и успокойся», то это неправильно.
Джерело: Громадське радіо
